Нахаленок"Снится Мишке, будто дед срезал в саду здоровенную вишневую хворостину, идет к нему, хворостиной машет, а сам строго так говорит. — А ну, иди сюда, Михайло Фомич, я те полохану по тем местам, откель ноги растут! … — За что, дедуня? — спрашивает Мишка. — А за то, что ты в курятнике из гнезда чубатой курицы все яйца покрал и на каруселю отнес, прокатал! … — Дедуня, я нонешний год не катался на каруселях! — в страхе кричит Мишка. Но дед степенно разгладил бороду да как топнет ногой: — Ложись, постреленыш, и спущай портки! … Вскрикнул Мишка и проснулся. Сердце бьется, словно в самом деле хворостины отпробовал. … Для отца он — Минька. Для матери — Минюшка. Для деда — в ласковую минуту — постреленыш, в остальное время, когда дедовские брови седыми лохмотьями свисают на глаза — «эй, Михайло Фомич, иди, я тебе уши оболтаю! » А для всех остальных: для соседок-пересудок, для ребятишек, для всей станицы — Мишка и «нахаленок». Девкой родила его мать. Хотя через месяц и обвенчалась с пастухом Фомою, от которого прижила дитя, но прозвище «нахаленок» язвой прилипло к Мишке, осталось на всю жизнь за ним. … Как на грех, в калитке свинья застряла. Голова с той стороны, а сама с этой, ногами в землю упирается, хвостом крутит и пронзительно визжит. Мишка — выручать: попробовал калитку открыть — свинья хрипеть начинает. Сел на нее верхом, свинья поднатужилась, вывернула калитку, ухнула и по двору к гумну вскачь. Мишка пятками в бока ее толкает, мчится так, что ветром волосы назад закидывает. У гумна соскочил — глядь, а дед на крыльце стоит и пальцем манит. — Подойди ко мне, голубь мой! Не догадался Мишка, зачем дед кличет, а тут опять про адскую сковородку вспомнил и — рысью к деду. — Дедуня, дедуня, а на небе черти бывают? — Я тебе зараз всыплю чертей! … Поплюю в кой-какие места да хворостиной высушу! … Ах ты, лихоманец вредный, ты на что ж это свинью объезжаешь? … … Не успел Мишка рта раскрыть в свое оправдание, как дед снял ремешок, левой рукой портки держит, чтобы не упали, а правой Мишкину голову промеж колен просовывает. Выпорол и при этом очень строго говорил: — Не езди на свинье! … Не езди! … Повернулся Мишка к деду, размазал кулаком последнюю слезу, сказал, упираясь в дверь задом: — Ну, дедунюшка… попомни! — Ты что ж это, поганец, деду грозишь? Мишка видит, как дед снова расстегивает ремень, и заблаговременно чуточку приоткрывает дверь. — Значит, ты мне грозишь? — переспрашивает дед. Мишка вовсе исчезает за дверью. Выглядывая в щелку, пытливо караулит каждое движение деда, потом заявляет: — Погоди, погоди, дедунюшка! … Вот выпадут у тебя зубы, а я жевать тебе не буду! … Хоть не проси тогда! … Теряя сознание, прошептал Мишка: — Банда в станице… Батяньку убили… Сполком сожгли, а дедуня велел вам скорейча ехать туда! Перед тускнеющим Мишкиным взором поплыли цветные круги… Прошел мимо батянька, усы рыжие крутит, смеется, а на глазу у него сидит, покачиваясь, большая зеленая муха. Дед прошагал, укоризненно качая головой, маманька, потом маленький лобастый человек с протянутой рукой, и рука указывает прямо на него, на Мишку. — Товарищ Ленин! … — вскрикнул Мишка глохнущим голоском, силясь, приподнял голову — и улыбнулся, протягивая вперед руки» .
