Илья Ильич Обломов, когда-то резвый, живой и любознательный мальчик, влача праздное, паразитическое существование (зачем трудиться, когда наэто есть триста Захаров!), постепенно опускается. Праздность становитсяего идеалом. «Жизнь в его глазах, — говорится в романе, — разделялась надве половины: одна состояла из труда и скуки — это у него синонимы; другая — из покоя и мирного веселья». Праздность, лень и апатиянастолько укоренились в Обломове, что он иной идеал жизни считает дажепротивоестественным. «Да разве я мучусь, разве работаю? — запальчивообъясняет Обломов своему слуге Захару. — Кажется, подать, сделать естькому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава Богу! Стану ли я беспокоиться? " Не мудрено, что Обломов далек от интересов практической жизни, тяготится ее запросами, не способен оградить даже собственные интересы. Когда втершийся в доверие Обломова жулик и шантажист расспрашивает осостоянии его дел, Обломов дает ответ, потрясающий своей откровенностью."Послушайте… Послушайте, — повторил он расстановис-то, почти шепотом,— я не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значитбедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают; незнаю, богат ли я, или беден, буду ли я через год сыт, или буду нищий — яничего не знаю! — заключил он с унынием… " Примечательна эта деталь —Обломов делает свое признание «почти шепотом». Перед ним, быть может, впервые, предстал весь трагизм и беспомощность его положения. И несмотряна это осознание, гибель Обломова неизбежна. Гончаров суров и непреклонен в анализе участи своего героя, хотяписатель и не замалчивает добрых его качеств. «Началось с неуменьянадевать чулки и кончилось неуменьем жить». Обломовщина — это не только сам Илья Ильич Обломов. Это икрепостная Обломовка, где начинал свою жизнь и воспитывался герой; это и"Выборгская Обломовка» в доме Агафьи Матвеевны Пшеницыной, где Обломовзакончил свое бесславное поприще; это и крепостной Захар, с его рабскойпреданностью барину, и сонмище жуликов, проходимцев, охот ников дочужого пирога (Тарантьев, Иван Матвеевич, Затертый), сновавших вокругОбломова и его даровых доходов. Крепостной строй, порождавший такиеявления, говорил всем своим содержанием роман Гончарова, был обречен нагибель, его уничтожение стало насущным требованием эпохи. Революционно-демократическая критика видела в истории Обломова итот общественный смысл, который склонна была не замечатьлиберально-дворянская критика. В бесплодных исканиях и стремленияхОбломова, в его прекраснодушной фразе, которой он был не чужд в редкиеминуты воодушевления, Добролюбов увидел общее с той либеральной, бесплодной болтовней, которой предавались, прикрывая свое бездействие, многочисленные деятели из дворян предреформенной поры. Более того, Добролюбов раскрыл в типе Обломова то общее, что связывало этого героя спредшествующими героями русской литературы. Онегин, Печорин, Рудин, азатем Обломов — вот этапы эволюции дворянского героя в литературе и вжизни. Эпиграфом к статье «Что такое обломовщина? " Добролюбов избралполные глубокого смысла слова Гоголя из второго тома «Мертвых душ": «Гдеже тот, кто бы на родном языке русской души умел бы сказать нам этовсемогущее слово «вперед»? Веки проходят за веками, полмильона сидней, увальней и болванов дремлет непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произнести его, это всемогущее слово… " Вопрос, поставленный вэпиграфе, вопрос об активном историческом деятеле, о подлинноположительном герое литературы волновал все передовое русское общество. Ироман Гончарова, и статья Добролюбова со всей непреложностью отвечали, что такими деятелями, такими героями уже не могли быть ни Онегины, ниПечорины, ни тем более Обломовы.
