… Почти в каждом нашемзахолустном городке, да ив иных безвестных деревнях можно встретитьхороших художников-самоучек. Этих художников никто не знает. О нихникогда не писали. Их земляки хотя и считают таких художников чудаками, но относятся к ним с уважением. Очевидно, потому, что простой русскийчеловек из всех видов искусства любит, пожалуй, больше всего живопись, особенно когда она открывает ему прелесть хорошо знакомых обжитых мест. “Вот они какие, наши места! — говорят в таких случаях с гордостьюземляки такого художника. — А мы-то думали, что у нас, почитай, ничегоинтересного нету — одни поля да овраги, мосточки да реки” . Жаль, конечно, что у нас пока еще нет самоотверженных людей, которые занялись бытакими художниками-самоучками, находили бы их, отбирали бы лучшие ихвещи и показали бы их народу. Тогда непременно обнаружились быживописные богатства, в течение столетий никому не известные и бывшие впренебрежении, — богатства подлинно народные по своейнепосредственности, картины хотя бы и неумелые на взгляд утонченныхценителей, но полные примитивной прелести. Сколько раз случалось и мне находить в глуши, встареньких избах среди выцветших фотографий и бумажных трескучих цветовтакие картины без рам. Иной раз к ним нельзя было прикоснуться без того, чтобы из-под них не побежали крупной рысью во все стороны рыжиетараканы. Спросишь какую-нибудь бабку, чьи это картины, и почти всегдауслышишь в ответ, что это, мол, сынок ее баловался, большой был охотникдо этого дела и что, конечно, кабы учение, то вышел бы из него прелестный живописец… . Различнаясила воздействия пейзажа зависит от степени его родственности нашимощущениям. Мы никогда не променяем на самые торжественные красотытропиков и Запада наши скромные дали. Мы родились и жили “под серенькимситцем этих северныхтихих небес”, их красота слилась со всей нашей жизнью, они были еесвидетелями, и потому только мы можем с полной силой ее ощутить ипонять. Исключения бывают редко. Во время путешествий мы часто бываемвосхищены блеском чужеземной природы, но она никогда не сможет затмитьприроду русскую. Наоборот, чем ярче чужое, тем ближе свое. Ничто — нилиловый пожар. Эгейского моря, ни розовеющий мрамор и алые олеандрыЭллады, ни синий сказочный воздух Сицилии, ни золотая тусклая дымка надбессмертным. Парижем, — ничто не только не может приглушить нашу память освоей стране, но, наоборот, доводит ее до почти болезненной остроты.
